— Небось этот Сириец заранее не знал в лицо Иешуа — продолжил рассуждать Иосиф — Вот Иуде-подлецу и пришлось при всех целовать Учителя.
— Это что же получается… — встрепенулся Никодим — Петр тогда спас Учителя? Он ведь в толпе отсек мечом ухо какому-то слуге Каиафы. Наверное, это и был тот самый Сириец.
— Получается, что спас — тихо поговорил Иосиф — Только земной путь Иешуа все-равно уже был предопределен. И учитель знал об этом…
— Марк! Сколько тебя ждать? — центурион подвинул мне котел с остатками каши — Ешь, и ложись спать. В караул не пойдешь — чую, завтра тебя тяжелый день ожидает.
После всех тревог и волнений минувшего дня я уснул практически моментально. Но сон мой был не менее тревожным. Я слышал плач Вики, слышал, как она звала меня сквозь слезы, и ощущал, как ей горько и больно остаться одной. Это рвало мое сердце в клочья. Бесконечные темные коридоры и переходы какого-то здания, и я — блуждающий по ним в поисках своей любимой. Голос ее эхом разносился под высокими сводами коридора, он то отдалялся от меня, то приближался — и тогда я, выбиваясь из сил, бежал на ее отчаянный зов. Но найти ее в этом огромном лабиринте я так и не смог…
Разбудили меня ранним утром — рассвело, но солнце еще не встало. Стоило показаться над деревьями сада краешку светила, как в наш лагерь зашло аж два десятка легионеров во главе с высоким, худым центурионом. Один глаз военачальника был закрыт повязкой.
— Марк Юлий Луций? — центурион сразу направился ко мне
— Я.
— Ты арестован. Следуй за нами.
Ко мне подошли два легионера, вытащили у меня кинжал и ножны с мечом из-за пояса. Вокруг стал собираться контуберний Гнея. Подошли Петроний и Никодим с Иосифом.
— Так ты Юлий? — поразился Дион — А всем говорил, что из клиентов Папириев…
Вот я, наконец, и сам узнал свое родовое имя. Мягко сказать — знаменитое! Но как парень, принадлежащий к древнему патрицианскому роду, оказался в далекой мятежной Иудее?! Непонятно. И Слово по этому поводу молчало, как убитое. Хоть бы тренькнуло что-нибудь…
— Салве, Лонгин! За что ты арестовываешь Марка? — Петроний положил ладонь на рукоять своего гладиуса
— Руки прочь от мечей! — грозно произнес центурион — Именем Кесаря!
— Ох, какие громкие слова…! — развел руками Петроний — Марк вообще-то служит в моей центурии!
— Так если он в твоей центурии — окрысился Лонгин — Какого mentula парень вырезал язык первосвященнику Анне?! Где ты был?! Весь этот долбанный Иерусалим уже кипит, как огромный котел со смолой, наши войска еле сдерживают на улицах обезумевших от гнева иудеев! А завтра на Пейсах в город придут еще тысячи и тысячи людей — что нам тогда прикажешь делать? Жена Понтия Прокула уже вещи собирает!
Я увидел как легионеры качают головами. Нет… Не тот человек Понтий, чтобы трусливо бежать из города. Жесткий служака, выбившийся в наместники Иудеи можно сказать с самого низа — из сословия всадников, ведь род Пилатов не принадлежал к патрициям. Интриган и казнокрад — да. Но точно не трус, испугавшийся толпы.
— А вы отдайте меня Каиафе — я положил руку на плечо Петронию, заставляя его сделать шаг назад и успокоиться — Он же этого требует? Так пусть и меня распнут, как этого невинного назаретянина.
Легионеры вокруг нахмурились. Дион опять взялся за меч. Повисла тяжелая тишина. Распять римского гражданина, да еще как выяснилось из рода Юлиев — это вам не кабан чихнул. Думаю, даже Пилат не имеет права меня осудить — пошлет запрос в Рим. И все же — как оказался Юлий в заштатном легионе на самой окраине Империи — кто мне объяснит?
— Отойдем на два слова — я кивнул Лонгину в сторону валуна, который закрывал пещеру. От него все также “фонило” светом и энергией, там я чувствовал себя совсем другим человеком. Да и человеком ли?
— Лонгин, ты же понимаешь, что этот нарыв рано или поздно бы лопнул? — я оперся рукой на камень рядом с валуном — Сколько раз иудеи уже восставали против власти Рима?
— Я застал только один крупный бунт — буркнул центурион, трогая глаз под повязкой — когда Понтий взял храмовые деньги на строительство акведука. Нет, Марк, я все понимаю. Наш Цезарь даровал евреям все блага цивилизации — от римского права до водопровода, а эти дикари… — Сотник зло сплюнул — спят и видят, как бы им залечь обратно в свою грязную канаву. Еще и бунтуют каждый год. Может, и правильно с Анной ты поступил. Но видит Юпитер, как же все это не вовремя!
А разве бунты вообще случались когда-нибудь вовремя? Вопрос в другом — сможет ли Пилат правильно воспользоваться выпавшим шансом. Хватит ли у него решимости безжалостно подавить мятежников? Посмотрим. А пока…
—…Что с глазом? — кивнул я на повязку Сотника, меняя тему.
— Сам не пойму — тяжело вздохнул Лонгин — Как Назаретянин умер — я по всем правилам убедился в его смерти. Ткнул копьем под ребро. Но почему-то из раны брызнула кровь. Попало мне в глаз, теперь от боли сам на этот крест готов залезть.
— Открой, я посмотрю — я подошел к Сотнику поближе
— Разве ты лекарь? — подозрительно уставился на меня Лонгин, но повязку все-таки, помедлив, снял
Правый глаз закрывало огромное желтое бельмо. Кара божья…
— Уже и не вижу им ничего — пояснил центурион — Жертву богам принес. Козленка. Белого. Не помогло.
— Не тем богам принес — проворчал я, изучая бельмо. Может, попробовать вылечить глаз с помощью моих новых способностей? В конце концов, что я теряю?
— Сядь и сними шлем — я ткнул пальцем в камень, от которого только что отошел. Лонгин поколебавшись присел, стащил шлем.
Я возложил руки на его голову сосредоточился на Свете внутри меня. Сейчас он не был однородным, и в разных частях тела пульсировал по-разному. Я чутко прислушался к звучащему Слову и потянулся к Свету. Это оказалось совсем легко. Видимо сказывалась близость пещеры с телом Иисуса. Слово росло внутри меня, набухало торжественным набатом. И Свет вдруг легко заструился по рукам, собираясь в ладонях. А я направил его — как недавно в меч — в голову Лонгина, водя пальцами вокруг глазницы, как бы массируя ее невесомым движением.
Позади дружно охнули легионеры, о чем-то быстро забубнили между собой евреи. Дабы придать происходящему видимость ритуала, я начал по-русски читать молитву:
Го́споди, Иису́се Христе́, Сы́не Бо́жий, поми́луй нас гре́шных…
Слова молитвы лились из меня свободно, будто я повторял их до этого тысячи раз. И это было очень странно, очень…! Потому что в храм я в прошлой жизни не ходил и церковных обрядов не признавал в принципе. Существование Бога как Создателя не отрицал — глупо было бы не верить в него после личного знакомства с его Аватарами. Но необходимость в посредниках в рясах, которые научат меня “правильно” верить, я всегда подвергал большому сомнению. И вот теперь сам изрекаю людям истины и творю молитвы во славу Господа. Дожил…
Лонгин под руками задергался, замычал от боли. Легионеры зашумели, Петроний выкрикнул:
— Отпусти его немедленно, Марк!
— Это бесы в нем корчатся! — со знанием дела прокомментировал происходящее Иосиф
Я убрал руки от головы сотника, взмахнул ладонями, стряхивая с них свечение. Выдохнув, посмотрел на своего “пациента”
— Вижу… — Лонгин неверяще приблизил пальцы к лицу, повел ими перед пострадавшим глазом. Потом потрогал свой рот, осторожно касаясь пальцами коренных зубов. Воззрился на меня с благоговением — Марк, у меня выросли новые зубы!!
Тут уже все легионеры загалдели. Лонгиновские перемешались с петрониевскими, начали дружно снимать шлемы.
— Мне, мне помоги! — послышалось из толпы. Легионеры показывали мне свои болячки, у некоторых даже были воспаленные раны. Я прислушался к себе и понял, что света внутри стало гораздо меньше. Нет, не потяну я всех сразу сейчас вылечить. При всем желании. Сил на это у меня просто не хватит.
— А ну тихо! — Лонгин взял себя в руки, поднялся — Я твой должник, Марк. Но служба есть служба. Пошли, я отведу тебя к Понтию.